Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

Рицпа сжала губы, удержавшись от ядовитого ответа. Всякий ответ подобного рода лишь разжег бы гнев гордого германца, а она своим языком и без того уже попортила всем нервы.

— Мне хватит хлеба, чечевицы, фруктов и разбавленного вина, мой господин. Кроме этого я ничего не буду просить.

— Пока ты будешь здесь, будешь получать один динарий в день, — сказал Атрет, спускаясь по коридору на кухню.

— Не надо мне денег…

Она осеклась, когда Атрет остановился и повернулся к ней. Наклонившись, он посмотрел на нее в упор.

— Один динарий в день, — повторил он, стиснув зубы и сверкая глазами. — Запомни, я тебя нанял. Когда мой сын перестанет быть грудным, ты отсюда уйдешь!

Но запугать Рицпу было не так просто. Пусть будет так, зато я буду с Халевом, — подумала она, снова возблагодарив Бога. Она удержалась от слез. Ее утешением оставалась теперь мысль о том, что за год еще многое может измениться, в том числе и сердце этого человека.

Атрет прищурил глаза. Когда стоявшая перед ним женщина ничего ему не ответила, он медленно выпрямился. Мужчины боялись его даже тогда, когда он не был в такой сильной ярости, однако эта женщина сейчас спокойно стояла и смотрела на него, не выказывая страха.

— Дальше ты знаешь, куда идти, — сказал Атрет, настороженно косясь на Рицпу.

Рицпа прошла мимо него и вошла в зал.

Поразившись тому, с каким достоинством она держалась, Атрет смотрел ей вслед, пока она не вошла в кухню.

Спустя несколько секунд ребенок перестал плакать.

Серт прислонился к двери в восточной стене виллы и улыбался, глядя издалека на Атрета.

— А он в прекрасной форме, — сказал он, наблюдая за тем, как германец бежит вниз по склону горы.

Галл хрипло засмеялся.

— Не питай иллюзий, Серт. Атрет тренируется, чтобы выбить дурь из головы.

— Да не дадут ему боги сделать это, — сказал Серт, слегка улыбнувшись. — Толпа по нему до сих пор с ума сходит. Никто еще не восхищал людей на арене так, как он.

— Забудь об этом. Он ни за что не вернется.

Иониец в ответ тихо рассмеялся:

— А ведь он скучает по арене. Просто пока не хочет в этом признаться даже самому себе, но когда–нибудь до него это дойдет.

Серт надеялся, что это случится скоро. Если же нет, ему придется подумать о том, как пробудить в германце желание вернуться, что было довольно просто, потому что гладиатор, как правило, уже не представлял себе жизни вне арены. А уж гладиатор с такой страстью и харизмой, каким был Атрет, просто был создан для зрелищ.

Серт смотрел, как Атрет бегом преодолевал последний холм на пути к вилле. Лицо германца помрачнело, едва он увидел Серта, но Серта это нисколько не смутило. Более того, он широко улыбнулся.

Перейдя на быстрый шаг, Атрет начал освобождаться от мешающей ему одежды, отшвыривая ее в сторону, и мимо Серта прошел на передний двор виллы.

— Что ты здесь делаешь, Серт? — бросил он, не останавливаясь.

Серт самым непринужденным тоном ответил:

— Да вот, пришел посмотреть, каково тебе тут, на свободе, — эти слова Серт произнес не без доли юмора в голосе. Он работал с гладиаторами уже более двадцати лет и знал, что спокойная жизнь им просто не по нутру. Однажды испытав неистовое возбуждение и близость смерти на арене, человек уже не мог оставить такую жизнь, не изменив свою природу. Серт видел, что сама природа направляла этого германца, управляла им, хотя сам Атрет этого еще не понимал. Как–то Серту довелось наблюдать, как вел себя тигр в клетке. Атрет сейчас поразительно напоминал такого тигра.

Войдя в бани, Атрет снял тунику и пошел во фригидарий. Серт направился вслед за ним, прошел по дорожке вдоль стены и с восхищением оглядел его. Какое мощное тело, какие мускулы! Неудивительно, что женщины просто с ума по нему сходили. Атрет вышел из бассейна с другой стороны, в каждом его движении отражалась невиданная мощь. Серт гордился им.

— Твое имя до сих пор скандируют на трибунах.

Атрет взял полотенце и обернул бедра.

— Мои сражения давно закончились.

Серт слегка улыбнулся, и в темных глазах мелькнула насмешливая искра.

— Ты даже не предложишь своему другу вина?

— Лагос, — позвал Атрет и жестом дал рабу указания. Лагос налил вина в серебряный кубок и поднес его Серту.

Серт поднял кубок для тоста.

— За твое возвращение на арену, — сказал он и выпил вино, ничуть не смутившись от того взгляда, которым одарил его Атрет. Отставив кубок, он добавил: — Я пришел к тебе с предложением.

— Оставь его при себе.

— Сначала выслушай.

— Оставь его при себе!

Серт снова взял кубок, задумчиво помешивая вино.

— Может, все–таки передумаешь?

— Меня ничто не заставит снова сражаться на арене.

— Ничто? Ты бросаешь вызов богам, Атрет. Уверяю тебя, это неразумно. Не забывай, что в Ефес тебя призвала сама Артемида.

Атрет цинично засмеялся.

— Ты хорошо заплатил Веспасиану. Вот почему я здесь.

Серта эти слова оскорбили, но он решил не реагировать на такое богохульство, а пойти другим путем.

— Думаю, я тебя обрадую, если скажу, что Веспасиан мертв.

Атрет взглянул на него.

— Надеюсь, он был убит. — Атрет щелкнул пальцами. — Лагос, принеси еще вина. Наполни кубки до краев. Сегодня у меня праздник.

Серт тихо засмеялся.

— Тогда я вынужден тебя огорчить, потому что он умер своей смертью. Хотя нельзя сказать, что кроме тебя некому было пожелать ему смерти, и особенно это касается старой аристократии, которой пришлось потесниться в Сенате, так как Веспасиан призвал туда провинциалов из Испании. Говорили, что отец Веспасиана был испанским сборщиком налогов, и как там теперь повернутся дела, никто не знает.

— Не все ли равно?

— Этим испанцам, думаю, нет. Он ведь им покровительствовал. Он предоставил им все права, какими обладают граждане Рима, во всех магистратах. — Серт засмеялся. — А уж аристократические семьи этого ему простить не могли, считали его плебеем. — Серт снова поднял кубок. Но, кем бы он там ни был на самом деле, он был все же великим императором.

— Великим? — Атрет пробормотал ругательство и сплюнул на мраморный пол.

— Да, великим. Думаю, величайшим со времен Юлия Цезаря. Несмотря на его скупость, его финансовые реформы спасли Рим от финансового краха. Его философия состояла в том, чтобы сначала восстановить хотя бы начатки стабильности, а потом развить их. И здесь он добился немалых успехов. Памятником его усилиям сейчас в Риме стоят Форум и Храм мира. Жаль только, что он так и не закончил колоссальную арену, которую начал строить на развалинах Золотого дворца Нерона.